Илзе Лиепа: «Западный мир пытается задавить нас всяческими безобразиями»

Народная артистка России — о том, зачем она снялась в фильме «Ложь Матильды», о принципах семьи Лиепа и о трудностях профессии артиста балета.

Алёна Вугельман: Илзе, как вам больше нравится, чтобы вас представляли: народная артистка России, известная балерина, автор детских сказок, глава благотворительного фонда или, может быть, просто Илзе Лиепа?

Илзе Лиепа: Помню, я однажды готовилась к выступлению, стояла за кулисами и вот-вот должна была выйти на сцену — и вдруг слышу: «Народная артистка России, лауреат Государственной премии…» Я думаю: «Кого это объявляют?» — «Илзе Лиепа!». А, это же я! (улыбается)

Самое дорогое для меня — это моя фамилия, которая досталась мне от отца. Когда мы с братом были маленькие, наш отец говорил нам: «Помните, что вы дети Лиепы, и то, что простится кому-то, не простится вам». Так он пытался воспитать в нас ответственность за то, что мы делаем. То же самое я стараюсь передать своей дочке Наде, которой сейчас семь лет: «Помни, какая у тебя фамилия. Кто-то может себе позволить расслабиться и полениться, ты — нет».

АВ: Мы находимся в Ельцин Центре, где только что открылась фотовыставка «Династия Лиепа». Что для вас значит семья?

ИЛ: Семья — это огромное, сильное, мощное ядро. Когда оно есть, из него рождается личность.

Я благодарна Татьяне Борисовне Юмашевой, которая с готовностью и дружественностью открыла нам двери этого интересного пространства — такого креативного, смотрящего в будущее. Мне кажется, что главная идея Ельцин Центра — это крепкая семья. Неслучайно здесь даже в кафе готовят по рецептам Наины Иосифовны Ельциной.

АВ: Ваши бабушка и дедушка жили в Риге, когда Латвия стала советской. Они рассказывали что-то вам, своим внукам о том времени?

ИЛ: У нас совершенно русская семья. Да, бабушка и дедушка жили в Риге. Но мой отец большую часть жизни прожил в России. В одном из последних его интервью Урмас Отт спросил: «Марис, мы с вами прибалты, я могу обращаться к вам без отчества?» На что мой отец ответил: «Я большую часть жизни прожил в России и чувствую себя россиянином и москвичом, поэтому можете называть меня по имени и отчеству».

Конечно, у нас есть прибалтийские корни. На лето мы с братом уезжали к бабушке и дедушке в Ригу. Для моего брата латышский стал первым языком — он первые три года прожил там. Щемящие душу воспоминания прибалтийского моря, улочек Риги, бабушкиного и дедушкиного дома, где вырос наш отец — всё это есть. Но мы никогда на эту тему с бабушками и дедушками не разговаривали. Мы воспринимали жизнь естественно — и они тоже. А что было говорить? Да, сейчас я знаю, что у семьи было несколько домов в Риге; остался один — но остался. Это дом с садом, где мой дедушка, Эдуард Лиепа, выращивал розы и лилии. Розы — потому что бабушка их любила, а лилии — потому что бабушку звали Лилия.

АВ: Какое у вас самое яркое воспоминание из детства?

ИЛ: Много воспоминаний… Сейчас приходит на ум, как я вышла на сцену Большого театра в пять лет в опере «Чио Чио Сан» и чувствовала себя артисткой. У меня была своя гримёрная, причём гримёрная для солистов — то есть элитарное место. Какой же путь мне нужно было пройти от тех пяти лет, когда я так запросто вошла в Большой театр в положение солистки-примы спектакля, до того момента, когда я вернулась, уже став артисткой, балериной и имея право снова войти в премьерские гримёрные и выйти на сцену Большого театра…

АВ: Вы однажды сказали, что у вас было ощущение в детстве, что вы дочь космонавта.

ИЛ: По тому, как наш отец существовал в своей профессии, — да.

АВ: Каково это – быть дочерью космонавта, дочерью такого известного и любимого в стране человека?

ИЛ: Ребёнок воспринимает атмосферу, окружающую его, естественно. И мы естественно воспринимали то, что мы живём в доме с колоннами, среди удивительной коллекции икон, старинных гравюр, красивых вещей. Что наш отец невероятно элегантно выглядит, что иногда приезжает домой на белом открытом лимузине. Что когда приходит время его спектакля, жизнь в доме замирает, и вся семья осознаёт, что нельзя нарушить его целостность, его пространство, потому что ему предстоит что-то невероятное.

Наш отец выходил на сцену так, как будто он делает это в последний раз. Все были в огромном напряжении, возьмёт он планку или не возьмёт, и всем хотелось, чтобы он её взял.

АВ: Вы были папиной дочкой?

ИЛ: Да.

АВ: Как это проявлялось? Вы рассказывали в интервью, что ваш отец, уезжая в командировки за границу, вечерами срисовывал ножки детей, чтобы купить и привезти им всё самое лучшее, самое красивое. С другой стороны, он ведь был строгим отцом — достаточно вспомнить историю о том, как он в наказание заставил вас учить Шекспира. А каким на самом деле для вас был папа?

ИЛ: Все тяжести и реалии жизни взяла на себя мама. А отец был тем механизмом, который включался, когда всё остальное было бессмысленно, невозможно или уже не работало. Он мог себе позволить не раздражаться, не включать темперамент в отличие от мамы, которая всё делала эмоционально. Он мог просто сказать: «Сейчас я возьму у бабушки очки, надену их, и тогда я всё увижу. Но будет плохо. Лучше сказать честно». Этого было достаточно, чтобы мы признавались: «Это мы сделали! Ну прости, пожалуйста!»

Одним его удивительным качеством было то, что он никогда не ставил преград между своей профессией и нами. Он брал нас на свои пробежки, чтобы держаться в форме, особенно когда он готовился к «Спартаку» — спектаклю, который требует немыслимой отдачи и физической подготовки, там сердце должно работать как мощный мотор, чтобы выдержать всю эту нечеловеческую нагрузку. Ему как бывшему спортсмену — он же был чемпионом Латвии по плаванию — очень помогало его прошлое, его умение подключать спорт к балету. Он умел профессионально бегать, профессионально готовиться, знал, что такое ОФП — общая физическая подготовка, — и понимал, как это может помочь его профессии. И когда он брал нас погулять на Ленинские горы, то он заодно и рассказывал, как нужно дышать во время тренировки, как нужно эту тренировку выстраивать. И мы научились не только этому — мы научились ещё и тому, что профессия не заканчивается, когда ты выходишь из репетиционного зала.

АВ: Талант — это награда или испытание?

ИЛ: Для каждого по-разному. Может быть и то и то. Но если талант есть, то это всегда ответственность.

АВ: Кажется, что жизненный путь детей из династий заранее предопределён. Не потому, что им говорят «Ты должен продолжить наш род», а просто потому, что они с детства растут в определённой атмосфере, видят своих родителей. Вы рассказываете про пробежки отца, вы выросли в гримёрных Большого театра — был ли у вас выбор?

ИЛ: Предопределённости в выборе пути точно нет. У большой части моих коллег существует твёрдая убеждённость: «Чтобы мой ребёнок пошёл по моим стопам? Да ни за что!» Потому что профессия артиста балета непредсказуемая, травматичная, финансово не очень интересная. Ранняя пенсия и много-много разных других сложностей.

С самого начала, когда балет только зарождался в России, театральное училище было местом для бедных детей, чаще детей из актёрских семей, у которых нет другого выхода. Вот откуда традиция, что дети актёров идут по стопам родителей.

АВ: В одном из интервью вы сказали, что сожалеете, что не можете поговорить с отцом о Боге. Есть ли ещё что-то, о чём бы вы хотели с ним поговорить?

ИЛ: Я убеждена и чувствую, что наш разговор с отцом не закончился, он продолжается, и отец являет себя в нашей жизни множеством разных знаков. По-латышски «Марис» — mārīte — божья коровка. Это наш семейный знак. Если где-то появляется божья коровка, это знак, что отец в этот момент с нами. Андрис мне вчера рассказал: он был в Дивеево — это духовный центр, знаменитый Дивеевский монастырь, и мы в этот монастырь отдали одну из уникальных икон, большую икону Спасителя Вседержителя из коллекции нашего отца. И Андрис говорит: «Я вышел из храма, где висит этот образ, и пошёл на могилку нашего духовника, отца Владимира. И вдруг — в такое время года! — прилетает божья коровка и садится на крест». Это знак, что отец рядом.

АВ: Вы приняли участие в фильме «Ложь Матильды», который авторы называют разоблачением. Зачем вам это нужно?

ИЛ: Здесь, на уральской земле, по-особому звучит эта тема, тема царской семьи. Екатеринбург — город удивительный, город исторический, сердце России. Это место стало свидетелем трагических и кровавых моментов русской истории. С другой стороны, в этой трагедии есть и залог и надежда нашего воскресения, потому что император Николай II и его семья сознательно принесли такую жертву за Россию. И наша обязанность — осознать это и быть благодарными. В этом осознании и благодарности, которые, дай Бог, возникнут в сердцах молодого поколения, есть залог того, что в России будет мощное, серьёзное духовное возрождение. Независимо от того, как западный мир пытается задавить нас безобразиями: рекламой, кино, «Макдональдсами» и многими другими явлениями, которые абсолютно не присущи русскому, российскому, россиянину. И мне очень не хочется, чтобы кто-то пытался противостоять нашей надежде на воскресение.

АВ: Вы приехали в Екатеринбург с мероприятием, которое называется «Уральские сезоны». Напрашивается аналогия с «Русскими сезонами» Сергея Дягилева. Кто в вашем благотворительном фонде выполняет роль такого объединяющего человека, которым был Сергей Дягилев?

ИЛ: За кулисами «Уральских сезонов» стоит огромная команда людей, которые объединились в желании, чтобы у нашей молодёжи был завтрашний день и чтобы он был благодатным. В Екатеринбург нас привела идея работы с молодёжью, популяризация объединения танцующей молодёжи в огромное всероссийское танцевальное движение «Танцующая Россия». Это популяризация танца как выбора интересной жизни. Сегодня молодёжь просто не знает, как жить в этом море искушения. И очень не хочется, чтобы эти молодые люди заблудились и сделали неправильный выбор.

АВ: Ваша дочь занимается балетом. С какого возраста детей стоит отдавать в балет?

ИЛ: Поделюсь глубоко пережитой мыслью: каждая девочка должна заниматься балетом, обязательно должна пройти хореографическую школу. Это самое лучшее классическое воспитание тела. В нашей школе мы принимаем детей с полутора лет — это, конечно, специальные программы. Но в пять, шесть, семь лет девочку нужно отдавать в балет обязательно.

Балет может не стать профессией, но он гармонизирует душу. Это занятия под классическую музыку, занятия, где всё ваше тело существует по гармоничным законам. Это прекрасное и просто незаменимое для девочки образование.

АВ: Илзе, можно напоследок ваш совет?..

ИЛ: Не ешьте сахара! (смеётся) Сахар — это очень вредно!

АВ: А что есть?

ИЛ: Сахар можно заменить стевией. (торжественно-иронично) Стевия и балет — это ваш выбор!