Ксения Безуглова: «У меня одна жизнь, и я живу её так, как хочу»

Мисс мира-2013 среди девушек на инвалидных колясках, основатель благотворительного фонда «Возможно всё» Ксения Безуглова рассказывает историю своей любви, преодолений и возможностей, о которых раньше и не мечтала, о своём безграничном оптимизме и желании изменить сознание людей.

Ольга Чебыкина: Ксюша, ты, если не врут средства массовой информации, отменила свадьбу за десять дней до неё, потому что встретила новую любовь, своего нынешнего мужа Алексея. Где, по-твоему, проходит граница между «я живу свою жизнь так, как хочу» и ответственностью перед другими людьми? Ведь наверняка у тебя были обязательства перед тем, за кого ты собиралась замуж.

Ксения Безуглова: Я уверена, что уважающий и любящий себя человек будет выбирать для себя лучшее. Мне всегда было важно, чтобы со мной рядом были люди, с которыми у меня абсолютная синергия, гармония и бесконечное счастье. И я всегда двигаюсь только туда, где мои чувства. И встреча с Лёшей была именно такой, Меня просто пронзило, и я больше ни о чём не могла думать. Я, конечно, долго мучилась, страдала, отменила свадьбу, но отношения с несостоявшимся женихом, которые были моими единственными отношениями в жизни, так просто было не закончить. Его мама — моя крёстная мама, наши родители дружат, живут как одна семья, все выходные и праздники проводят вместе. Мне казалось, что, отказавшись от этого брака, я подведу своих родителей. Уже потом я поняла, что не каждый может в такой ситуации сделать выбор в пользу себя. А меня папа так воспитывал. Он говорил: «Тебе же дальше жить». Хотя когда это всё происходило, папа со мной спорил, обижался, не разговаривал даже. Но я твёрдо уверена, что нужно слушать своё сердце. Это главное, чему меня научила та ситуация.

ОЧ: Тот парень тебя простил?

КБ: Не знаю. Мы с ним с тех пор почти не видимся. Первое время ещё встречались — у нас были общие друзья, мы даже были свидетелями на какой-то свадьбе. Это было нелегко. Но его быстро отпустило. Он женился в тот же год, что и я вышла замуж. И дети у нас рождаются почти одновременно, с небольшой разницей. Это я знаю, потому что его мама — моя крёстная — остаётся со мной, мы общаемся.

ОЧ: А тысячи людей, когда оказываются перед необходимостью принять такое судьбоносное решение, предпочитают не дёргаться и потом живут всю жизнь с мыслью «Это мой крест, и я буду его нести».

КБ: Если бы я успела взвалить на себя этот крест и выйти замуж, мне, наверное, было бы тяжелее принять решение развестись, но и в этом случае я бы слушала своё сердце. Вот в чём фишка. И пока ты не найдёшь своё настоящее счастье, никто рядом с тобой не будет счастлив. И не будет вектора развития, который даст тебе возможность двигаться вверх. Я уверена, что всё, что происходило со мной потом — и трагическое, и самое радостное, — это всё тот вектор, который я сама себе задала таким поворотом, своим выбором.

ОЧ: Расскажи про Алексея, про эту самую поворотную любовь в твоей жизни. Ты в одном интервью рассказывала, что первый год после аварии, которая усадила тебя в инвалидную коляску, был достаточно сложный. Вы остались вместе, Алексей не бросил тебя и вы жили одной семьёй — но как будто в параллельных реальностях.

КБ: На самом деле не год, а больше. Около четырёх лет. Лёше нужно было содержать семью, зарабатывать деньги, ухаживать за мной — в общем, всё делать. Это был дурдом, палата номер шесть. Нам вообще было не до того, чтобы остановиться и подумать, как мы живём и что вообще происходит. Постепенно каждый привык к своему образу жизни. Я спустя какое-то время после аварии смогла быть самостоятельной, у меня коляска, бесконечные занятия по реабилитации, ребёнок. У него бизнес — один, второй, он стал часто уезжать в командировки. Вот так мы стали как-то параллельно жить. Я жила своей жизнью, он своей. Нам всегда всё было некогда. В какой-то момент я поняла, что нас сильно отводит друг от друга и либо мы в конце концов разойдёмся, либо надо что-то делать. Мы нашли время между Лёшиными командировками, сели и искренне поговорили: а что дальше? Оказалось, что ни я не хочу его терять, ни он меня. Ну, стали придумывать, как нам обратно соединиться, графики свои пересматривать.

ОЧ: Спасли семью волевым решением.

КБ: А по-другому никак. Никогда не верю, что у кого-то не сложилось. Если не трудиться, то и не сложится. Постоянно приходится работать над собой. Мы с Лёшей уже шестнадцать лет вместе, но вот неделю назад я кричала ему в трубку: «Всё, я подаю на развод!» Он спрашивает: «Слушай, что конкретно не устраивает?» — «Когда ты мне последний раз дарил цветы?!» Всё, говорит, понял. Вот тебе утром кофе в постель, вот цветы, только не расстраивайся. Ну, такая мелочь.

Это труд. Это нужно было выяснять. Нужно было смотреть друг другу в глаза и честно говорить, что происходит. Честно признаваться: люблю или нет. Потому что если «не люблю» и не жаль всех этих лет, которые мы провели вместе, то тогда не нужно мучиться, нужно расходиться. А если всё-таки «люблю», то нужно трудиться дальше.

ОЧ: Ты не похожа на человека, который мог бы спекулировать на своих ограниченных физических возможностях. Но соблазн показаться слабее, чем ты есть на самом деле, очень велик. Ты ему когда-нибудь поддавалась?

КБ: По-честному, я иногда могу нагло пропихнуться без очереди. Потому что у меня грудной ребёнок и ещё я в коляске, а люди делают вид, что меня нет. Недавно, кстати, была одна история, которая довела меня до слёз. Мы поехали летом в Европу. Зашли в магазин. Все дети были со мной, в полном составе, и мелкий начал орать. Я подбежала в очередь в кассе, и очередь посмотрела на меня и сказала: «Нет, стойте как все». Я обратилась к продавцу — он тоже отправляет в очередь. Я прошу позвать менеджера, он выходит и говорит: «У нас здесь равноправие, все равны, и вы тоже должны стоять в очереди». Но вообще я редко пользуюсь своим положением. Лёша вообще не хочет, чтобы мы это делали. Мы всегда стоим в очереди, потому что я как все.

А вообще у меня семья, в которой все победители, и от меня всегда ждали каких-то результатов, что я чего-то добьюсь и обязательно сама. У меня бесконечная история постоянного преодоления и доказывания себе и всем, что я могу. Вот сегодня утром в аэропорту у меня взяли чемодан, чтобы помочь. А я в пальто, мне жарко, руки какие-то уставшие и так тяжело ехать… Но я же не могу сказать: «Да, помогите, пожалуйста». Я говорю: «Нет, я сама».

ОЧ: Тебе не кажется, что это уже немножко перегиб?

КБ: Не знаю. Я получаю удовольствие от того, что я сама, от любого преодоления. Я первые два месяца после аварии, пока лежала в кровати, продумывала план, как я впервые залезу в ванну. Меня жутко бесило, что это целая история: вся семья участвует, меня в ванну заносят, выносят, ни разу не интимно. Мне хотелось всё делать самой: и ванну принимать, и борщ варить. Мне было реально интересно придумывать, как я это сделаю. Помню, впервые осталась одна дома и мне нужно было достать кружки. Я сидела и думала: как же их достать? И вот я научилась сначала забираться на поручень коляски, потом перелезать на столешницу. Постепенно это стало просто, я делала и даже не замечала. Когда ко мне приходили подруги, они сидели открыв рот: «Ты что только что сделала?» А я просто доставала тарелки и кружки и накрывала на стол. Для меня это было нормой. И когда я вижу ребят, которые чего-то не могут, я думаю: ребята, ну камон, вы просто ещё не знаете, чего вы можете.

ОЧ: Став публичным человеком, не разлюбила ли ты людей? В комментариях к твоим интервью что только не пишут, и кое-что я тебе, извини, озвучу.

КБ: Давай. Повесели меня.

ОЧ: «Если бы ты не была такой красивой, у тебя бы ничего не получилось». «Она мажорка и богатая».

КБ: Это моё любимое.

ОЧ: Муж на тебе женился ради денег.

КБ: Классно, мне очень нравится (улыбается).

ОЧ: И далее по списку: «Зачем рожала, когда врачи запрещали», «Не понимаю таких баб, которые рожают, ставя под угрозу и свою жизнь, и жизнь ребёнка», «Всю семью напрягают, а мало ли что», «А если бы она не родила, то, может, и пошла бы». Как ты на это реагируешь?

КБ: Я не разлюбила людей, это точно. Я продолжаю бесконечно ими восхищаться и понимаю, отчего происходит такой токсикоз. Ни один счастливый, любимый и любящий человек не может извергать желчь. Обиженных, растраченных людей, которые постоянно испытывают боль, очень много. По разным причинам. Многие выросли в семьях, где постоянно друг друга унижали, где не умели любить и не умели дружить. Я выросла в обстановке, где дружба была на первом плане. Мои родители и их друзья были одной семьёй. Мы ходили друг к другу завтракать, обедать и ужинать, в баню мыться, на выходных собирались с гитарой. Я выросла в семье геологов с их идеалами: романтика, дружба, природа, счастье. Для меня это норма. А для кого-то норма — совсем другое. Например, взять и вывернуть чьи-то трусы. Ну и что теперь поделаешь? Я правда ничего не испытываю.

В этом году хейтеры на меня прямо напали. Со мной такое впервые. Я поначалу читала комментарии, и мне было неприятно, но потом я закрыла эту историю. А муж мой прямо забавлялся. У нас в семье даже прижилось слово «лжеинвалидка». То есть некоторые люди действительно считают, что я притворяюсь. Есть люди, которые считают, что ужасно быть такой красивой инвалидкой и заниматься общественной деятельностью. Что нужно сидеть дома. И вообще все инвалиды должны сидеть дома и не пикать. После таких комментариев я поняла, что буду продолжать делать то, что я делаю.

ОЧ: На этом же месте сидела Юля Поморцева, которая, как и ты, однажды оказалась в инвалидной коляске. Её муж тоже на коляске. Они оба из простых семей без сверхдостатка. Тем не менее передо мной сидела абсолютно счастливая девушка. Деньги не равно благополучие и счастье. Но у тебя они есть. Что они значат для тебя? И что ты будешь делать, если их вдруг не станет?

КБ: Это классная тема. Прежде всего, когда я встретила своего будущего супруга, ему было восемнадцать лет, а мне девятнадцать. Я вышла замуж за студента. У нас не было ни-че-го. И когда случилась авария, у нас тоже не было ничего. Мои друзья любят вспоминать, что в моей комнате был только диван, на котором я лежала после аварии, и комод. Этот комод был сделан руками моего мужа из коробки от стиральной машинки, которую нам подарили на свадьбу. Я его обожала. Там сбоку были набиты гвоздики, на которых висели мои бусы и ремни. Вот так мы жили.

ОЧ: Богатство-то на вас когда свалилось?

КБ: До сих пор пытаюсь понять. Зато помню, как у мужа в кармане было десять тысяч рублей и он отдавал мне пять тысяч, чтобы я отнесла их в реабилитационный центр «Преодоление», который собирал деньги на профессиональный фотоаппарат, чтобы классно фотографировать инвалидов. А на оставшиеся пять тысяч мы жили. И так было всегда. Все наши проекты, все идеи мы оплачиваем из своего кармана. Когда про меня говорят, что я зарабатываю на своих социальных проектах… Ребята, попробуйте хоть на одном таком проекте заработать. Покажите мне хотя бы один прибыльный социальный проект. Я приду в восторг и возьму эту бизнес-модель на вооружение. Мы такую модель пока не нашли.

И ещё вот что: с появлением общественной деятельности из моей жизни исчезли доктора, я перестала заниматься своим лечением и реабилитацией. Потому что просто не могу позволить это по графику. В Москве на каждого инвалида выделяется квота порядка полутора-двух миллионов рублей в год. На эти деньги человек может круглый год переезжать из одного реабилитационного центра в другой и постоянно заниматься лечением. Мои друзья так и делают. На мне государство сэкономило много миллионов, потому что я этими квотами не пользуюсь. Я не могу себе этого позволить. И никогда не лягу в реабилитационный центр, потому что не могу даже представить, как это: мои партнёры будут звонить, а я им буду отвечать, что не могу разговаривать, потому что на процедурах.

ОЧ: Я по работе часто имею дело с благотворительными организациями и фондами. Раньше мне казалось, что там все немножко блаженные и добренькие, всё понимают, всех поддерживают. Оказалось, что это не так. Это очень агрессивная, суровая среда, в которой помимо прочего есть такое убеждение — «нам должны». Ставишь ли ты перед собой цель своей деятельностью совершить революцию в сердцах и головах, чтобы люди, в том числе на колясках, научились говорить «спасибо» и быть благодарными?

КБ: Знаешь, когда после травмы я поняла, в какую среду попала, я испытала сильнейший стресс. Я увидела, что это конкурирующие между собой люди, которые смотрят на мир с позиции иждивенчества и считают, что им всё всегда дадут просто так. Я думала, что это другие, другого качества люди. Но я всё равно не остановлюсь в своей деятельности.

Все мои проекты возникли из-за того, что я с этим столкнулась. Я целенаправленно делаю то, что заставляет людей говорить «Вау», то, что заставляет их по-другому думать и видеть мир. Это главная идея моего фонда. Каждый проект начинается с вопроса, как он поможет изменить сознание людей. Вчера прошёл мой фэшн-показ на неделе моды в Москве. В нём участвовала пятьдесят одна модель. После показа я проанализировала картинку по хронике в инстаграме. Многие написали: я на деле моды, посмотрите, какой я классный. А что бы было, если бы проект не организовался? Это для них неважно. Я это психологию понимаю и надеюсь, что мне удастся её изменить. Результаты уже есть. Прогресс большой. Я вижу это по ребятам, которые прыгают с нами с парашютами.

ОЧ: Вы же помогали провести международный фестиваль по парашютному спорту среди инвалидов.

КБ: Да, наш фонд был в оргкомитете, мы тоже причастны к организации этого большого мероприятия.

ОЧ: И ещё вейкборд…

КБ: Адаптивный вейкбординг — тоже наш проект. Не было раньше такого вида спорта в России. Сейчас есть и активно развивается.

ОЧ: Ты сама увлекаешься экстремальными видами спорта. Самая, мне кажется, распространённая реакция на это…

КБ: Зачем мне это нужно?

ОЧ: Да. И ещё циничное «Тебе что, одного раза не хватило?» Умники в интернете, конечно, пишут, что ты таким образом что-то сублимируешь, ищешь дополнительный адреналин. Зачем тебе это?

КБ: Это личный мой кайф. Это лично для себя, для моего эгоизма. И задетого самолюбия. Муж решил кататься на горных лыжах, и мне надо было тоже. Ну какой надрыв? Я просто так хочу! А что касается опасности этих лыж… Большая часть инвалидов в нашей стране — это результаты автомобильных аварий. Вы что, из-за этого на машинах не ездите? Я езжу за рулём. Я отвожу своих детей утром в сад, в школу, вечером их забираю. Мне что, пешком ходить?

Лыжи — это настоящий чистый кайф. Мне сначала было страшно, больно, неприятно, но сейчас это кайф. Я впервые в России стала кататься на горных лыжах, но я уверяю: через несколько лет все забудут, что Безуглова сделала это первый раз, и все тоже будут гонять на лыжах. Ребята-паралимпийцы мне говорили: «Ты больная? Ты что делаешь? Это опасно». А сейчас накупили себе монолыжи и сами гоняют. И мне пишут: «Вот это да. Хорошо, что ты, Ксюха, попробовала и нам рассказала». Оказывается, всё можно, всё доступно.

ОЧ: Боюсь спрашивать, о чём ты мечтаешь. Это, наверное, космический туризм или что-то такого масштаба.

КБ: Раскусила! Чёрт, я же молчала об этом! (смеётся)

У меня простые, нормальные человеческие мечты. Есть конкретные цели: я бы самолётом научилась управлять.

И ещё мне хочется, чтобы наш фонд был самым известным в мире. Я хочу, чтобы он двигал медицину, науку, искусство. Чтобы в какой-то момент человечество в своём нынешнем виде перестало существовать и появились совершенно другие люди, которым не нужно будет объяснять то, о чём мы с тобой сегодня говорили. Не будет людей, которые стараются кого-то высмеять, выстебать. На первый план выходят люди с другими ценностями. И они останутся в этом мире жить и править этой планетой. И я в это верю.

ОЧ: Я почему-то тоже в этом не сомневаюсь. А дети? На троих остановишься?

КБ: Да. Хочется пожить для себя. Хочется в форму прийти. И хочется уже лёгкости, когда ты понимаешь, что дети пошли по своему пути и мне больше не нужно разрываться между ними. Я пока разрываюсь, и это тяжело. Напряжно.

Знаешь, я недавно качала сына в коляске на улице. Качаю, а мозги все в показе на неделе моды. Мысль туда-сюда скачет: что кому я должна сказать, позвонить, сделать. Ещё мы впервые в России проводим фестиваль по практической стрельбе из боевого оружия для людей с ОВЗ, и я думаю об этом. А вечером, вспоминая, как прошёл день, я поняла, что в тот момент, качая сына, я думала обо всех своих проектах, но ни разу не подумала — а может, мой ребёнок описался, может, он хочет пить. Ни одной нормальной мамской мысли.

ОЧ: Ты сумасшедшая.

КБ: Ну да, есть чуть-чуть. Но для меня это норма. Для детей, думаю, тоже.