Радислав Гандапас: «Стресс — это хорошо»

Бизнес-тренер Радислав Гандапас — о развитии эмоционального интеллекта, его разнице у мужчин и женщин и о роли самоиронии в становлении профессионала.

Алёна Вугельман: Радислав, как чувство юмора и самоирония характеризуют эмоциональный интеллект человека?

Радислав Гандапас: Я бы сказал, что чувство юмора — один из косвенных признаков интеллекта вообще. Это способность мыслить метафорически, способность снимать напряжение, способность находить источники энергии там, где их нет, просто увидев ситуацию как смешную. А самоирония — это признак сильного человека, способного видеть свои ошибки и воспринимать себя не слишком серьёзно. Как правило, профессионалы высокого уровня самоироничны, а вот дилетанты часто серьёзны и требуют к себе соответствующего отношения.

Людям, которые от природы наделены чувством юмора, можно только позавидовать, но самоирония — это не врождённое, это способность, которая вырабатывается с годами.

АВ: Какие ещё есть показатели состояния эмоционального интеллекта, кроме самоиронии и чувства юмора?

РГ: Эмоциональный интеллект, как и любой интеллект, это способность, и способность развиваемая. Он включает в себя умение понимать, что чувствует другой человек и что чувствуете вы, помогать себе изменить состояние, если оно вас не устраивает, и изменять состояние другого человека в сторону, которая будет способствовать более продуктивному и приятному общению. Это умение создавать вокруг себя такое эмоциональное поле, чтобы, находясь рядом с вами, люди чувствовали себя лучше, а не хуже.

Эмоциональный интеллект позволяет людям выявить, в чём они ещё не очень сильны, и дать им инструменты, с помощью которых они могут становиться более эффективными. По большому счёту, наши успех и счастье зависят от эмоционального интеллекта в гораздо большей степени, чем, например, от образования.

Как считают некоторые специалисты, в эпоху Просвещения произошла когнитивная революция, когда когнитивные способности человека были очень переоценены. Эмоциональный интеллект, способность устанавливать социальные связи и поддерживать отношения были отодвинуты. Считалось, что образование — едва ли не единственный залог успеха в жизни. Но вот человек получил хорошее образование, стал квалифицированным менеджером — и не умеет создать эмоциональный климат в офисе. Человек стал выдающимся инженером, но совершенно не может поддерживать отношения с женой и детьми.

АВ: Мне кажется, что в данном историческом моменте с эмоциональным интеллектом в нашей стране просто беда. Вы не согласны?

РГ: Я всем рекомендую прочитать книгу «Психология народов и масс». Когда человек один, у него одна психология; когда он становится частью массы, у него меняется психология и меняется поведение, он легче становится объектом манипуляции. Когда человек сливается с массой, его ответственность размывается, и он начинает проявлять себя так, как никогда не проявил бы в одиночку. Возбуждённые люди после футбольного матча переворачивают автомобили и бьют болельщиков другой команды. Если бы каждый из них действовал в одиночку, он никогда не ударил бы другого человека в лицо. Он так действует, потому что он часть массы.

Когда людей, живущих в одной стране, по какому-то признаку объединяют в массу и дают им понять, что их большинство — пусть даже это неправда, — они начинают чувствовать себя как люди, которые не имеют индивидуальной ответственности. У них появляется некая групповая ответственность, которую они делегируют другим людям, принимающим за них решения. И вот тут ими становится легко манипулировать. Они принимают за правду самые абсурдные идеи. Они начинают бояться несуществующих явлений. Им указывают объект, который виновен в их бедах, и они испытывают агрессию по поводу этого объекта, хотя он либо не существует в реальности, либо никогда не претендовал на их имущество и ценности.

Люди в XXI веке вроде бы развитые, вроде бы история у них на ладони, вроде должны соображать своей головой — а они всё равно ведут себя предсказуемым и примитивным образом, как люди в толпе, идущей с футбольного матча или рок-концерта. Это поразительно. Это вызывает восхищение профессионализмом людей, которые — естественно, целенаправленно — управляют этим состоянием. И это вызывает отчаяние от того, что уровень развития цивилизации и научной мысли ничего не решает в житейской психологии людей.

АВ: Наши с вами сограждане зачастую реагируют на самые, казалось бы, незначительные события чересчур бурно. Связано ли это с тем, что во времена Советского Союза считалось неправильным проявлять свои эмоции?

РГ: Я родился в 1967 году; к перестройке мне было 18 лет, а процессы изменения социально-экономической формации начались, когда мне было уже 25. Могу сказать, что сейчас уровень эмоциональной закрытости стал выше. Раньше мы могли встретиться на кухне и поругать власть, строй и конкретных людей. Сегодня мы опасаемся даже в кругу друзей выражать недовольство существующим положением, рискуя нарваться либо на жёсткую дискуссию и конфликт по политическим мотивам, либо на то, что эта информация выйдет из круга друзей, и к нам могут быть применены репрессивные меры. Поплатиться за эмоции можно очень даже серьёзно.

АВ: Существует ли разница между мужским и женским эмоциональным интеллектом?

РГ: Несомненно. Это называется эмоциональной конституцией. У каждого человека эмоциональная конституция индивидуальна: кто-то грустит, и ему хорошо, а кто-то танцует, и ему плохо. И наоборот. У мужчин и женщин принципиально разная эмоциональная конституция. Да, их эмоциональные реакции в значительной мере совпадают, но есть разница.

Научно установлено, что женщины от рождения больше наделены эмоциональным интеллектом, чем мужчины. Мужчина больше склонен ошибаться в оценке своего состояния и считать, что он спокоен, когда у него почти сердечный приступ. Женщина, скорее, наоборот: ей свойственно паниковать по поводу того, что её слишком занесло, и она себя подтормаживает.

Но если мужчина начинает осознанно заниматься развитием своих умений в области эмоционального интеллекта, то он прогрессирует быстрее, чем женщина. Она — медленнее за счёт того, что у неё изначально хороший багаж; он — быстрее за счёт того, что ему есть куда развиваться. И их шансы в конечном итоге уравниваются.

АВ: Какие существуют инструменты управления своим эмоциональным интеллектом?

РГ: В первую очередь, метод релаксации, умение спокойно подышать животом, концентрируясь на том, как воздух проходит через ноздри, охлаждает крылья носа… Умение успокоиться в ситуации, когда возбуждение нежелательно. И обратное: возбудить энергетику, когда сил нет, неохота, но нужно работать. Для этого тоже существуют дыхательные и телесные практики.

Как есть быстрая память и медленная память, так же есть быстрые и медленные эмоции. Вы сказать себе: «Ну всё, погнали!» — и сразу начать что-то делать; но чтобы, например, четыре месяца писать книгу, вам нужна долговременная мотивация. Четыре месяца удерживать себя в продуктивном состоянии — это задача, которая решается с помощью более долговременных инструментов самомотивации. Они связаны с воображением: вы должны представить, какие выгоды получите, вы можете расставить по маршруту награды-«морковки» и двигаться от одной к другой, вознаграждая себя за простые вещи. Вы можете делать временные рывки: например, я каждый день пишу книгу один час, ни на что не отвлекаясь, но через час я свободен. Час в день писать книгу — это очень много. Это три-четыре страницы текста. То есть если вам нужно сделать 100 вордовских страниц, это всего лишь 25-30 дней работы. Вот такие простые, легко применимые фишки позволяют вам, не перерасходовав лишнюю энергию, приближаться к поставленной цели.

АВ: Состояние стресса в этом помогает или мешает?

РГ: Со стрессом вопрос тонкий. Стресс — это эволюционно выработанный механизм, который повышает шансы на выживание. В случае столкновения с угрозой, реальной или мнимой, лучше перетрухнуть из-за воображаемой ситуации, чем не перетрухнуть, когда ситуация реальная. Лучше спрятаться в чаще, когда мимо прошёл жираф, чем не спрятаться, когда мимо идёт медведь. Стресс — это хорошо. Люди, которые недостаточно стрессовали, не выжили и не оставили потомства.

Но есть один нюанс. Стресс, который возникает для того, чтобы преодолеть возникшую прямо сейчас ситуацию, в конце концов должен отпустить. При стрессе кровь приливает к мышцам и отливает от тех мест, где она нужна меньше. А именно: от мозга — мозг в стрессе недокормлен, и человек хуже соображает; от мочеполовой системы, потому что, извините, испражняться и совокупляться — это не то, чем вы займётесь в самое ближайшее время; от желудочно-кишечного тракта, потому что переварить пищу можно и потом, а если тебя сейчас съест медведь, то по барабану, что у тебя пища не переварена.

По идее, это должно происходить несколько минут. Но люди, которые принимают стрессовые ситуации слишком близко к сердцу, живут в стрессе дни, месяцы, годы. Их мышцы в постоянном напряжении. Они никогда полностью не расслабляются. У них страдают внутренние органы, развиваются заболевания, в том числе инфекционные, потому что иммунитет — это энергетически затратная вещь, и чтобы сэкономить эту энергию, организм роняет наш иммунитет. Таким образом, долговременный стресс не полезен.

А кратковременный — невероятно полезен и даже позволяет уцелеть. Я рекомендую искусственно вызывать короткий стресс через спорт, экстрим, хобби, увлечения, но стараться снимать стресс долговременный, чтобы жить дольше, качественнее и лучше.

АВ: В психологии есть такое явление, как синдром самозванца, когда специалист, достигая определённых успехов, начинает бояться, что кто-то уже всё сделал до него и лучше него и что его рано или поздно разоблачат. Случалось ли с вами такое?

РГ: Я в этом состоянии живу много лет.

АВ: Как вы с этим боретесь?

РГ: Никак. Я просто принимаю это как неизбежный побочный эффект растущего мастерства (улыбается). Синдром самозванца не возникает у дилетантов; он возникает только на определённом уровне профессиональной зрелости.

АВ: Во время предвыборной гонки Ксения Собчак на дебатах в программе Владимира Соловьёва выплеснула стакан воды на Владимира Жириновского. Как, на ваш взгляд, лучше было отреагировать?

РГ: Во-первых, я думаю, что стакан воды в Жириновского — это аллюзия на конфликт в эфире у Влада Листьева, когда Жириновский плеснул стакан апельсинового сока в Немцова, и Ксения как бы вернула этот стакан Жириновскому спустя много лет. Это художественный приём, и я даже думаю, что он не возник спонтанно; не исключено, что Ксения Анатольевна его готовила.

Во-вторых, Ксения Собчак — кандидат в президенты по закону, но ей, её штабу и вообще всем было очевидно, что президентом она не будет. Поэтому её поведение вовсе не должно было соответствовать статусу кандидата в президенты. И она могла плакать, лить воду, обзываться и вести себя как женщина, потому что президентом в обозримой перспективе ей не быть и люди не подумают, что так она будет проявлять себя на посту президента. Именно это дало Ксении Анатольевне в руки более богатую палитру поведенческих реакций.

АВ: Как вы относитесь к критике? И изменилось ли что-либо в вашей подаче информации после истории с Иваном Шкирей?

РГ: А какое отношение это имеет к критике? Ложь не есть критика. Ложь — не обратная связь. Когда в мой адрес звучит ложь, это неприятно — не потому, что это ложь, а потому что у человека возникло желание распространить эту ложь относительно меня и моей работы. Критики там не было. Когда говорят «В течение всего дня не было ни слова по делу», это не критика. Это неправда. О чём была речь восемь часов, если не по делу? У меня к моей работе никаких претензий нет. Тренинг каким был, таким и остался. Он получает массу позитивных отзывов. Как только я перестал реагировать, история сдулась. Но, знаете, удивило поведение коллег. Коллеги, которые знают меня, с удовольствием шерили эту историю. Как я понимаю, есть люди, которым доставляет удовольствие распространять неправду о своих коллегах.

АВ: В чём феномен популярности Радислава Гандапаса?

РГ: Моя популярность меня до сих пор удивляет. Вчера я пришёл вчера в магазин Bork, и продавец меня узнал и стал говорить со мной с явным пониманием, кто я и чем занимаюсь. Моя популярность вышла далеко за пределы профессии и целевой аудитории, на которую я работаю. Я этому, с одной стороны, рад, но ещё больше рады мои дети, когда меня где-нибудь в аэропорту на острове Майорка узнают и просят автограф или спрашивают разрешения сфотографироваться. В чём секрет популярности, не знаю, потому что для популярности я не работал.