«Мы должны молиться на людей, которые хотят узнать что-то, чего они не знают»

Интервью с Артёмом Варгафтиком, музыкальным критиком и виолончелистом, о том, кто ходит на концерты классической музыки, о советской директивности в музыке и о том, в чём музыкальному Екатеринбургу особенно повезло.

Алёна Вугельман: Артём, в интервью каналу «Дождь» вы сказали такую провокационную вещь: «Зайдите в любой приличный магазин компакт-дисков — только не там, где унц-унц, а где музыка продаётся». То есть «унц-унц» — это не музыка?

Артём Варгафтик: В принципе, музыка — это всё, что звучит. А сейчас особенно не хочется никого делить на агнцев и козлищ, хотя бы потому, что некоторые виды звуковой материи в наше время и при нашем молчаливом согласии, участии или наблюдении подвергаются совершенно недостойной и незаслуженной травле. Достаточно посмотреть, что позволяют себе ревнители классических традиций, ругая авангард.

Но «унц-унц» действительно не имеет никакого отношения к музыкальному искусству, к чему-то такому, о чём хочется говорить в терминах возвышенных, к чему хочется испытывать интерес. Это ежедневный, причём довольно приземлённый товар вроде салфеток или пакетов для мусора. Расходные материалы. Они, кстати, и меняются на рынке с соответствующей частотой. Вы не вспомните, какие десять лет назад были пакеты для мусора и какая была попса.

Алёна Вугельман: Авангарду вообще не привыкать — его в каждом веке и в каждом проявлении кто-нибудь да ругал.

Артём Варгафтик: Да. И эта история никого ничему не учит.

То, что сегодня называется авангардом, тоже кроют матом — и нет никакого сомнения, что потом оно тоже будет цениться. Лишнее отсеется, качественное останется.

Алёна Вугельман: Вы категорически не приемлете и яростно критикуете советское музыковедение. Почему?

Артём Варгафтик: Я считаю его лженаукой, такой же, как и другие яркие виды лженаук, хорошо известные любому из нас: астрология, алхимия, марксизм-ленинизм, теология, то есть догматическое богословие. Это образцы из далёкого прошлого, когда у людей представление об истинности и ложности, о научности и ненаучности было совершенно иным. Но жизнь идёт вперёд, а эти науки так и остаются в далёком прошлом. Лженаука — это система знаний, которая основана на следующем принципе: есть вечные незыблемые истины, и к ним с помощью болтологии, понятийного аппарата и содержания данной науки приспосабливаются все реалии. В музыковедении к истинам, которые содержатся в «Кратком курсе» ВКП(б) — в истории, официально одобренной советской властью, — приспосабливается всё, что делалось в музыке до неё, и всё, что будет делаться после. То есть вы не изучаете, что происходит на самом деле. Вы сначала определяете тенденцию, а потом согласно этой тенденции раскладываете налево и направо: это слишком радикально, это слишком консервативно, а вот у нас генеральная линия.

Про ложность посылок и чудовищные результаты деятельности советского музыковедения можно разговаривать долго. Кстати, один из этих результатов заключается в том, что когда люди приходят в концертный зал, они с огромным предубеждением относятся ко всему, что слышат со сцены от ведущих. Советская директивность пролезает везде, и большинство наших современников даже не задумываются, как часто, как навязчиво и нелепо мы друг с другом разговариваем в повелительном наклонении. Давайте объясним, что художник хотел сказать этой картиной. Школьные сочинения на тему «Чему нас учит эта книга». И вместо того, чтобы принять от ученика его собственные соображения по поводу книги, от него проверяют по описи, все ли образы героев он отметил. «Образа героев», как это было в советском учебнике литературы. Поэтому, кстати, огромное количество людей, прошедших через такое образование, никогда не были ни в концертах, где что-то рассказывают, ни на лекциях, где можно что-то новое узнать, ни во многих других местах и ситуациях, где они могли бы почерпнуть много интересного для себя.

Алёна Вугельман: Тем не менее, приходя в концертные залы, люди ждут, что им что-то будут рассказывать.

Артём Варгафтик: Да, они напряжённо ждут. И ждут с предубеждением. Я иногда даже физически чувствую, как приходится преодолевать сопротивление их ожиданий.

Алёна Вугельман: Какая публика ходит на концерты классической музыки?

Артём Варгафтик: У меня нет общего определения для этой публики, и я даже не понимаю, из чего она, собственно, складывается. Это очень разные сообщества, которые пересекаются в основном именно в концертном зале. А может быть, вообще только здесь и пересекаются.

Есть люди, для которых визиты в филармонию вошло в привычку и у которых покупка абонемента — отдельная строка в годовом бюджете. С другой стороны, я вижу много людей, посещающих концерты явно впервые, или тех, для кого это редкость и большое событие, тех, кто не стал бы ходить на концерты каждую неделю или месяц, но им интересно.

Алёна Вугельман: Я недавно прочитала исследование, в котором говорилось, что Свердловскую филармонию посещает всего три процента населения Екатеринбурга.

Артём Варгафтик: Так это колоссально много.

Алёна Вугельман: Должно ли их быть больше? Или не ходят люди в филармонию — ну и бог с ними?

Артём Варгафтик: Такая постановка задачи — больше людей в филармонии — обязательно приведёт к размыванию формата, потому что целью становится клиентская база, и её нужно набрать, неважно каким способом. Начнутся вкрапления одного неклассического жанра, потом другого. Через несколько месяцев классика из программы полностью вымоется и останется средняя голимая попса, то, что нравится широким массам трудящихся.

Есть другой вариант: сохранение самого предмета деятельности как высшей ценности. Так, например, действует петербургская филармония, над которой одни смеются, а другие в немом восторге млеют. Я отношусь ко вторым. Эта филармония открывает сезон всегда в один и тот же день сентября, в день рождения Шостаковича. У них в программе одни и те же симфонии — с незначительными перестановками: в этом сезоне один маэстро дирижирует одну, другой другую, а в следующем сезоне наоборот. И из года в год вся эта история повторяется, как некий религиозный ритуал. Кто при этом придёт? Ну, будем надеяться, что кто-то придёт.

Алёна Вугельман: Петербург как мировой туристический центр может себе это позволить. Там каждый сентябрь будут новые люди, которые в день рождения Шостаковича первый раз придут в филармонию.

Артём Варгафтик: В том-то и дело, что сентябрь не туристический сезон. А петербургские белые ночи у этой филармонии отхватил Валерий Абисалович со своим фестивалемМузыкальный фестиваль «Звёзды белых ночей» (художественный руководитель — Валерий Гергиев) ежегодно проходит в Санкт-Петербурге с конца мая до конца июля., с театром, с несколькими сценами и так далее. Там свои тонкости.

Алёна Вугельман: Как быть филармониям в небольших городах?

Артём Варгафтик: Не знаю. Могу только сказать, что избытка интереса к классической музыке не было никогда. Его всегда мало и всегда не хватает.

Алёна Вугельман: У вас двое детей, по одиннадцать 11 лет. На какой музыке они растут?

Артём Варгафтик: Они учатся в ЦМШЦентральная музыкальная школа при Московской консерватории, поэтому растут на той музыке, которая у них в программе. И они духовики, поэтому играют своё. У них есть история музыки, так называемое музло, или музлитература. И я стараюсь по возможности чем-то ещё их заинтересовывать. И каждый раз замираю — не знаю, понравится или нет какая-нибудь очередная вещь.

Алёна Вугельман: А что если однажды они скажут вам: «Папа, мы хотим сходить на концерт группы «Каста».

Артём Варгафтик: Господи, я даже не знаю, кто это. Я сначала спрошу, кто это такие. Нет, я понимаю — я не буду против. Я не скажу: «Нет! Ты туда не пойдёшь!» Потому что, в конце концов, даже если для меня всё, о чём поют эти группы, прямо скажем, не является чем-то новым или привлекательным, я понимаю, что человек должен через это пройти. И я уже знаю, с какой скоростью появлялись и затем отваливались все предыдущие увлечения. Пускай движутся. Чем больше дети узнают в результате смены увлечений, чем больше они для себя поймут про эту жизнь, тем легче и интереснее им будет жить.

Алёна Вугельман: Что вы чувствуете, когда находитесь в публичном месте и у кого-нибудь телефон начинает звонить Моцартом или Бахом?

Артём Варгафтик: (улыбается) Да ничего особенного. Это нормально. Я в таких случаях первым делом ловлю себя на том, что автоматически определяю название произведения, а потом обращаю внимание на качество звука. У большинства этих звучков, носителей, как правило, довольно скверная частотка, и они грязновато звучат. Потом, подлинное натуральное классическое звучание в качестве рингтона использовать неудобно: его не слышно. Но если он и слышен, и при этом качественно звучит, я за человека радуюсь. Более того: если уж совсем честно, я понимаю, что это наш человек.