Как уйти от абьюзера. «Когда муж кроет матом — это тоже насилие»

Эмоциональное и финансовое насилие в семье не менее страшно, чем физическое. Героиня проекта «Не принято обсуждать» Ульяна Аликина долгое время жила с абьюзером, но смогла вырваться из зависимых отношений и заново обрести себя.

Ольга Чебыкина: Ульяна, честно признаюсь, до того как мы с тобой встретились, я только слышала слово «абьюзер», но не имела чёткого представления, что за ним таится. Кто эти люди?

Ульяна Аликина: Вокруг слова «абьюзер» крутится куча определений, которые не дают полной картины. Дело в том, что нас окружают люди, которые на самом деле не такие, какими мы их воспринимаем. За каждым внешне адекватным, ласковым, хорошим мужчиной может скрываться чудовище. И нужно уметь увидеть это чудовище, распознать его.

ОЧ: У тебя были отношения с человеком — перверзным нарциссом. Сколько лет они длились?

УА: Мы познакомились в марте 2013 года, в марте 2016 года я переехала к нему. Из дома я сбежала в ноябре прошлого, 2017 года.

ОЧ: Сколько раз за это время вы расставались?

УА: Это не подлежит подсчёту. Расставание для меня — это крупная ссора. Причиной скандала могло послужить что угодно. Вплоть до того, что я уходила на мероприятие по работе — и моментально становилась врагом. Меня начинали бойкотировать. «Не звони мне больше, мы с тобой расстались». А потом человек появлялся через день-два и говорил: «Ну что, как дела?». И я терялась.

ОЧ: Когда это происходило, ты пыталась искать причины в себе?

УА: Естественно. По факту это было разрушение моих границ и моей психики. Моя работа связана с выходами в свет, с мероприятиями, где я по рангу должна присутствовать, со встречами с партнёрами. И я понимала, что после каждого такого мероприятия меня ждёт скандал. На какое-то время гонора хватало, чтобы сказать: «Да пошёл ты. Какого чёрта?» Но потом я начинаю вспоминать не только плохое, но и хорошее, когда он весь такой мимимишный, такой ласковый, заботливый. Что случилось, в чём я виновата? В ответ тишина. Проходит какое-то время, и он проявляется со словами: «Ты всё не так поняла». Что я не так поняла? «Ну, если ты такая дура, я не могу тебе это объяснить».

ОЧ: Замкнутый круг.

УА: На всякий случай ставлю себе галочку, что так делать нельзя. Но почему так делать нельзя и что именно делать нельзя, я всё равно не знаю. В следующий раз будет какая-то другая причина.

ОЧ: То есть накапливается огромное количество того, что тебе нельзя делать. Как нельзя себя вести, как не следует отвечать, как не следует смотреть.

УА: Вплоть до того, что мне нельзя носить и с кем мне нельзя общаться. Более того, если его друг проявлял ко мне бытовое внимание, он моментально выходил из круга его общения со словами «Я знаю, что ты обязательно окажешься с ним в койке».

ОЧ: Важная задача нашего интервью — помочь людям, которые оказались в схожей ситуации. По каким признакам можно вычислить абьюзера? Вот эти бойкоты, немотивированные расставания, обиды на ровном месте. Что ещё?

УА: Ты виноват всегда и во всём. Неважно, что произошло. Дороги перекрыли — это ты виновата, что мы сюда заехали. Я потерял работу — это тоже ты виновата. Бойкоты, бесконечные обвинения. Ссоры на ровном месте, вспыльчивость — когда ты разговариваешь с человеком, и вдруг он по непонятной причине взрывается. Обесценивание тебя во всех твоих смыслах: ты плохая мать, ты плохая жена, ты плохая дочь, ты плохой работник. Обесценивание всего, что тебе близко. Родители плохие. Подруги плохие. Работа плохая. Причем всё это делается не в лоб, а исподволь, тихонечко. Рассказываешь, как к тебе приходила подружка, а в ответ — а чего она опять к тебе приходила? Не любит она тебя. Почему ты так решил? Она не замужем, детей у неё нет — она тебе просто завидует.

Ещё один важный момент, маячок, за который надо зацепиться: это человек по-разному ведёт себя дома, в компании и в твоё отсутствие. В моём случае дома был ад, а в компании он был такой заботливый, такой няша. Уленька, может, тебе этого положить? Ты пить хочешь? Пойдём погуляем? Что ты хочешь, моя дорогая, что ты хочешь, моя золотая? Но это не мешало ему точно так же взбрыкивать и в компании в присутствии своих либо моих друзей, а впоследствии в присутствии детей крыть меня матом.

Один из таких серьёзных случаев: мне нужно было передать пакет сестре, которая подъехала к нашему дому. Я выскочила на минуту. И в этот момент распахнулась дверь и на весь двор раздалось: «Вернись домой!» Сестра была в шоке. Тут же стоит моя старшая дочь, которой, на секундочку, восемь лет, и она спрашивает: «Это что?» А что я могу ответить? Да, Кать, мы так живём.

ОЧ: В воздухе висит вопрос: как это можно допустить? Если на тебя в присутствии сестры и ребёнка кричат матом — хватаешь детей и уезжаешь в ночь, если есть такая возможность. Если нет — ложишься спать, ждёшь, когда он уходит на работу, собираешь шмотки, уезжаешь.

УА: Ты смешала два очень разных и очень важных вопроса. Сбежать — да, в обязательном порядке. Но это не так просто. Это во-первых. А во-вторых, вспышки гнева перемежаются периодами спокойствия. И в эти периоды всё не так плохо. Муж-абьюзер не всегда плохой человек. Он заботливый. Он может делать всё, что я хочу. Мы можем пойти погулять, сходить в кино. Я люблю дорогу, и мы много ездили на машине. Мы ходили на охоту, он учил меня стрелять. Но в какой-то момент мой драгоценный спутник выставлял это в претензию: мол, я вёл себя хорошо, это ты всё испортила.

Такие люди опасны тем, что стирают твои границы и твою личность. Я в какой-то момент перестала существовать. Я стала его продолжением. У меня не осталось подруг, не осталось личного мнения, не осталось никаких желаний. У меня были вдребезги испорчены отношения с родителями, с семьёй.

Я долго сопротивлялась и не хотела понимать, что происходит что-то неправильное. Все эти женские журналы учат, что надо быть мягкой, белой и пушистой. И все подруги об этом говорят. Институт брака у нас возведён в культ. А как сложно девочке с ребёнком найти мужа! Да ещё если ты в возрасте! Мужиков у нас и так мало, а ты ещё капризничаешь. А муж так о тебе заботится. Я с большим интересом выяснила, что моему брату, у которого он работал, он рассказывал о том, как обо мне заботился. Брат до сих пор не понял, почему я ушла.

Ещё один важный маячок, по которому можно узнать абьюзера: у него много масок. В каждой компании он был разным. В одном месте он был свой среди своих. Причём эти свои были ниже его по уровню, и он вёл себя как царь. И я тоже переходила в разряд обслуживающего персонала. В другой компании, где у него не было такой возможности, он был совершенно другим. Он был очень спокойный, сам по себе, в разговоры особо не лез.

Другой признак: он много сидел в соцсетях. Аккаунт здесь, аккаунт там. Сайты знакомств, всякие «Фотостраны», имя им легион. Некоторые я пыталась читать с точки зрения обычного пользователя. Я никогда не лазила ни в телефон, ни в его аккаунты — неизвестно, что ты там найдёшь, и нафиг это надо. Но даже того, что было видно, достаточно. Он появлялся, и сразу налетала стая девочек: «Ой, настоящий полковник!»

И ещё один маячок: у него много женщин, и он это подчёркивает, дескать, у меня их вон сколько, а я выбрал тебя.

Ещё признак: у жертвы начинает сыпаться здоровье. У меня посыпались волосы, зубы. Я очень сильно похудела — за полгода на пятнадцать килограммов. Были серьёзные проблемы по гинекологии. Сильно меняется выражение лица, выражение глаз. Внешне прибавляется лет двадцать. Взгляд серый, сложный, тусклый, безэмоциональный. Никакой. Пустой.

Всё это накапливается как снежный ком. Ты пытаешься достучаться до человека, вернуться в то время, когда всё было хорошо. Но не получается.

ОЧ: Что должно было произойти, чтобы ты поняла, что это нельзя продолжать?

УА: У меня не было озарения. Мне никто ничего не сказал. Я не проснулась и не поняла: всё, я ухожу. Просто в какой-то момент я почувствовала, что я как в невесомости. Я не понимаю, где я, кто я. Я встаю утром и не знаю, что будет днём, вечером, что будет, когда я приду домой. Но я знаю, что даже если сейчас всё в порядке, потом будет плохо. Я всегда настороже, я как по минному полю иду.

Я стала очень плохо спать. Тогда я была кормящей матерью, и это было критично. И мне повезло. У меня есть старая знакомая — врач-психиатр. Ей-то я и позвонила, чтобы спросить, какие таблетки для нормального сна попить. У меня даже мысли не было, что надо что-то менять в жизни. А она посмотрела на меня и спросила: «О чём ты хочешь поговорить?» Я ответила: «Ты знаешь, я себя потеряла». Она говорит: «Это как?» И я начала говорить. Вот тогда я в первый раз услышала: «Он перверзный нарцисс». Кто? Что? Он, говорит, психопат. И, понимаешь, я выпадаю. Нет! Это не так! Я же его знаю! А она говорит: «Это психопат. Уходи».

А как я уйду? Это мой дом, у меня семья, у меня всё налажено. Причём я работала, кормила семью, но у меня никогда не было денег. Он сам решал, на что надо тратить деньги. Если ему хочется новую удочку, то это важнее, чем купить детям пожрать. А уж про то, что мне нужны какие-то трусики или крем, даже говорить не приходится. Личных денег у меня нет, он всё контролирует.

ОЧ: И жильё у вас было единственное — вы же объединили…

УА: Нет, мы не объединили. Я продала свою квартиру, и мы купили дом на мои деньги. Он переехал ко мне, потому что его квартира отошла его бывшей жене по закону. Получается, я должна валить из собственного дома. При этом выставить его нереально. Я боюсь.

ОЧ: Он тебя бил?

УА: Нет, он меня не бил. Но психически довёл меня до такого… Я полгода как ушла от него, живу на съёмной квартире, мало кто знает, где я живу. И у меня в полном смысле паранойя. Когда я еду, я смотрю все машины. Если я куда-то приезжаю, я смотрю, кто рядом. Если я в толпе, я смотрю на людей. Я боюсь. Он мужчина, он всё равно сильнее. Если я попадусь ему в ненужный момент, то набить мне морду — это как с добрым утром. Он на это способен. И его не остановят ни дети, ни то, что я девочка. Ни-че-го. Потому что он считает, что я виновата.

Моя подруга-психиатр Сашка сказала: у тебя должен быть чемодан безопасности, чтобы было с чем уходить, потому что то, что он тебя не бил, ничего не значит. Потому что есть психологическое насилие. Есть эмоциональное насилие. Есть финансовое насилие. Я таких слов даже не знала. Я думала, насилие в семье — это когда тебя бьют. Оказывается, нет. Крыть матом — это тоже насилие, причём достаточно серьёзное.

ОЧ: Проявлением женской мудрости часто считают умение быть гибкой. С чем-то примириться, где-то простить, потерпеть. Но посоветовать такое тебе в твоей ситуации может только враг.

УА: Соглашусь с тем, что девочка должна быть мягкой. И, конечно, надо идти на компромисс, надо примиряться. Потому что, например, я прихожу с работы в таком виде, что даже дети знают: сейчас ко мне лучше не подходить. Но нельзя терять границы. Если для тебя недопустимо, чтобы тебя крыли матом, не надо объяснять, что тебе неприятно. Не надо уговаривать не делать так. Не надо плакать. Надо сказать: ещё раз, и ты пошёл по известному адресу. Если это произошло один раз, это действительно может быть случайность. Но два раза — это ни фига не случайность, и дальше будет только хуже. Конечно, гибкость нужна. Но нельзя терять себя.

ОЧ: Как чувствовали себя дети?

УА: Когда мы ещё не жили вместе, дочь принимала его дружбу, могла с ним повозиться, побороться, но не любила его. Никогда. Она чувствовала его фальшь. Видишь, ребёнок оказался мудрее меня. Дочка не даже говорила: «Мам, может, не надо?» А я отвечала: «Ну что ты понимаешь. Это моя жизнь. Я большая и взрослая, а ты маленькая».

Потом дети начали меняться, и меняться очень сильно. Сашка пошла в первый класс. Активистка, хорошистка, любимица класса, спортсменка. Она была ведущей актрисой в театре, играла роль козявки. И вдруг в какой-то момент мой ребёнок начинает затухать. Она перестала звенеть, она перестала летать, она перестала чем-то интересоваться. Она сидела у себя в комнате, и всё. Она скатилась на двойки. Я пыталась до неё достучаться, спрашивала, что произошло. А она закрылась, не пускает меня к себе. И ещё она стала очень дёрганая. Могла устроить истерику из-за просьбы помыть за собой посуду. Я не понимала, что происходит. И в этот момент у меня появился второй ребёнок. Парень, и ещё кесарёнок. Он забирал ну очень много внимания. Первые два месяца вообще не слазил с груди, жрал двадцать четыре часа в сутки. И я заметила, что и он растёт нестабильно. Заснуть не может, постоянно просыпается. Детям было плохо. Это было просто ужасно.

ОЧ: Как ты ушла? Ты разорвала документы и бросила их ему в лицо? Или это был длительный процесс, ты сбежала тайком?

УА: Я начала с того, что составила список того, что мне нужно сделать, начиная с самого простого — мне надо уйти. А дальше ты принимаешь ситуацию. Он психопат. Ты в это не веришь, но говоришь себе: он психопат. Это твёрдое убеждение, за которое ты держишься. Из этого следует, что тебе надо уйти. Это второе твёрдое, за что ты держишься. Это должно быть твоё внутреннее решение. Я ухожу. Я сделаю для этого всё.

Но это не так, что ты собралась и сбежала. Естественно, для этого надо подготовить плацдарм. Я тогда пошла по близким людям, по друзьям, по родителям, по знакомым с одной и той же фразой: «Ребята, мне нужна ваша помощь». Были люди, которые сказали: сама ввязывалась, сама и выбирайся. И на них нельзя обижаться, потому что это правда. Но были и люди, которые мне помогли.

Первое, что нужно сделать, — найти квартиру, куда съедешь хотя бы временно. И в обязательном порядке — помощь подруги. Чтобы подруга просто была рядом и поддерживала, потому что ты в нестабильном эмоциональном состоянии. Ты сидишь и постоянно думаешь: не всё же было плохо, были же хорошие моменты, а вдруг он поймёт и изменится, а вдруг я вернусь.

ОЧ: Психологическая какая-то наркомания.

УА: Это просто наркомания. Это жесточайшая зависимость с одним отличием: алкоголь и наркотики тебе не звонят и не пишут. И не рассказывают о том, что они всё поняли. На этом пути должен быть человек, который скажет: «Так, стоп. Ни в коем случае нельзя прощать». Обычно говорят «Забудьте всё плохое, отпустите». Нет! Не отпускайте, никогда.

Дальше я встретилась с адвокатом. Муж прописан в моём доме, и я проконсультировалась, каким образом я могу от него избавиться.

И самое главное: я еженедельно встречалась с психиатром. Я искала себя. Я пыталась нащупать свои границы. И мне было страшно.

В ноябре я начала потихоньку сваливать. К тому времени все подготовительные моменты уже были сделаны. Я нашла, куда пристроить кота. Я начала потихоньку вывозить вещи. В шесть утра я выезжала из дома с двумя детьми, грузила баулы с книгами, со шмотками, своими и двух детей, отвозила детей, отвозила вещи, всё это вытряхивала на пол в новой квартире. Возвращалась. На следующий день всё повторялось. В течение месяца я сваливала.

ОЧ: А он не замечал?

УА: Нет. Он не заметил даже отсутствие кота. В течение двух недель не замечал, что кота дома нет.

В декабре я окончательно свалила. И мы ещё некоторое время с ним общались. Он говорил: «Я всё понял, ты пытаешься меня наказать». Нет, ты не понял, я не наказываю — я просто ушла, потому что так нельзя.

ОЧ: Он говорил: вернись, люблю?..

УА: Конечно. Он говорил: «Я всё понял. Вернись. Всё будет по-другому». И это болезненно. Потому что ты всё равно надеешься: а вдруг?

ОЧ: То есть, по-честному, он жил на твои деньги, он тебя материл, дети плохо спали, дочь скатилась на двойки. Но иногда ты думала, что можешь вернуться?

УА: У меня была совершенно жёсткая установка, что я не вернусь. Но вот это сожаление… Ведь могло бы быть по-другому. Ведь всё было хорошо. Но на тот момент я уже четыре-пять месяцев работала с психиатром, и у меня было чёткое понимание, что лучше не будет. Если я вернусь, он начнёт меня бить.

И был один важный момент, когда я окончательно поняла, во что вляпалась. Мы только переехали, и старший ребёнок вдруг спросил: «Мама, а можно включить мультики?» Мой ребёнок, которого я помню совсем другим, спрашивает меня, можно ли включить мультики. Я смотрю на неё и думаю: господи, что я наделала. А потом вечером я уложила детей спать и села с книжкой на кухне. Сижу и пью чай. И понимаю, как я счастлива. Просто потому, что я пью чай. Потому что мне не страшно. Потому что я знаю, что на меня никто не наорёт. Мне никто не скажет «Бросай свою хрень, пожарь мне картошки».

Я ловлю себя на том, что начинаю разрешать себе многие вещи. Например, пойти с детьми в субботу в зоопарк — это же умотаться какая победа. Потом мы зашли в кафе, истратили полторы тысячи. Как меня ломало! Это же не нужно! Зачем идти в кафе, если можно поесть дома? Блин. Это сложно.

ОЧ: Раньше это несло опасность? Нельзя просто мультики включить, чай нельзя пить?

УА: Нет. Нельзя просто сидеть, надо что-то делать. И, кстати, ты всегда всё делаешь плохо. А если ты что-то не сделала, это вообще ужасно. Ты драишь квартиру — нафига ты это делаешь? А если ты по каким-то причинам не помыла пол — фу, почему у тебя так грязно?

Если я садилась, тут же находилась причина, почему мне нужно встать. В одиннадцать вечера — а я встаю в полшестого — пожарь мне картошки, тут дел на десять минут. И всё, что угодно, может спровоцировать страшный скандал. Ты всё время ждёшь, что сейчас рванёт. Наши проиграли в футболе — всё, залегай. Понимаешь?

Возвращаюсь к тому, что нужно сделать. Составить список — это в обязательном порядке. Найти квартиру. И переехать. И важно полностью заблокировать общение с этим человеком. Потому что в любом случае он будет звонить. Он будет писать. Он будет угрожать, что отберёт ребёнка. Он будет уговаривать вернуться. Он будет угрожать, что ты сдохнешь без денег.

ОЧ: Когда ты уходишь, ничего не заканчивается?

УА: Нет. Я до сих пор не считаю, что всё закончилось. Закончится, когда я перестану бояться.

ОЧ: Он всё ещё живёт в твоём доме?

УА: Да, он продолжает жить в моём доме, и я жду, когда вступит в силу решение суда, чтобы его выселить. А выселять его придётся только с приставами. А потом надо срочно продавать дом, потому что я туда боюсь заезжать. Я боюсь физической расправы. У нас же государство не защищает женщин, попавших в сложную ситуацию. Я задолбала своего адвоката фразой «Я боюсь». Он говорит: угрозы есть? Прямых — нет. Тогда ничего не поделаешь. Что-то можно сделать, если бывший муж прямо угрожает, пишет «Бойся по улице ходить, тварь, я тебя размажу». А бесконечные оскорбления — это ведь не угрозы.

ОЧ: Что сейчас помогает тебе верить, что всё будет хорошо?

УА: Характер. Я овен, я упёртая. И я очень люблю жизнь. Я оптимист. Стакан ведь всегда наполовину полный. И всегда с коньяком.

И вот это любопытство. Я хочу попробовать и то, и это. Потому что это ощущения, эмоции. Собственно говоря, это меня и сгубило, из-за этого я и впуталась в такие отношения. Мне было интересно. Он рассказывал мне, как кайфовал в 90-е, как выходил на улицу с двумя пистолетами и делал что хотел. Он охотник, он учил меня стрелять. Он показывал, как ездить на машине. Блин, это круто.

Ну и, конечно дети. Они меняются. Мы переехали в ноябре, и Сашка вторую четверть закончила на одни пятёрки. И год закончила на одни пятёрки. Мелкий стал очень контактный, перестал бесконечно спать, перестал бояться, истерить. Дети перестали воспринимать всё в штыки и стали такими, какими должны быть дети — живыми, любознательными, интересными.

ОЧ: Слушай, ты крутанка и молодец.

УА: Мне помогли. Здесь очень важна помощь.

ОЧ: Обязательно врач?

УА: Обязательно врач. И обязательно близкие люди. Мне повезло, что я тогда позвонила именно подруге-психиатру с вопросом про таблетки. Позвони я кому-нибудь другому, мне бы посоветовали попить валерьяночку.

У меня сейчас знакомая в аналогичной ситуации, но у неё ещё не та стадия. У неё этот кошмар ещё только развивается. Когда я пытаюсь ей что-то сказать, она отвечает: «Зато он любит детей». Нет, он не любит детей. Это маска. Такие никого не любят, кроме себя, а всех остальных они используют.

Я знаю и обратную ситуацию, когда парень хороший, а его дама — токсичный человек. Токсичным может быть начальство. Очень много историй про родителей; с родителями вообще просто кошмар, и как выходить из этих отношений, я просто не представляю.

ОЧ: Знаешь о чём я задумалась, когда готовилась к нашему интервью: вот эти коды, когда один человек подавляет другого в отношениях, зашиты в куче популярных песен. Например, «от меня до тебя дальняя дорога, от тебя до меня — только позови».

УА: Да. «А ты такой холодный, как айсберг в океане». Ещё у Валерии есть: «А потом обними, а потом обмани». У нас всё общество стоит на этом. Даже не буду вспоминать «Домострой», который говорит, что жену надо бить каждый день, кроме четверга, и всем, кроме кочерги. А если у женщины есть дети, то это всё: ты должна терпеть, лишь бы у детей была семья. А если ты одна и с ребёнком, то надо срочно искать мужика, который тебя такую бедную, несчастную примет. Цензурных слов у меня на эту тему нет. Потому что это бред совершенный. Когда я одна жила с ребёнком, у меня всё было зашибись.

ОЧ: Сколько пунктов в твоём плане спасения?

УА: Двадцать шесть.

ОЧ: И на каком ты сейчас?

УА: На двадцать третьем. Осталось всего три.