Дельфин: «Мои стихи — это и есть я»

Разговор о музыке и поэзии, о важности менеджмента для начинающего исполнителя, немного о 90-х и о том, что делает Андрея Лысикова счастливым.

Ольга Чебыкина: Как изменилась ваша аудитория за ваш долгий творческий путь? Кто вас слушает сегодня?

Андрей Лысиков: Я думаю, это очень разные люди. Среди них есть те, кто продолжает слушать меня на протяжении долгого времени, а есть те, которые присоединились совсем недавно, послушав последнюю пластинку и с ужасом открывая для себя мою ретроспективу. И всегда приятно видеть в зале лица людей, которые часто ходят к нам на концерты, которым давно нравится то, что мы делаем. Большое им за это спасибо.

ОЧ: Вы иронично сказали, что люди с ужасом открывают то, что вы делали раньше. Вам свойственна рефлексия над собственным музыкальным и стихотворным творчеством? Как вы воспринимаете то, что в нём было?

АЛ: Я спокойно к этому отношусь и могу посмеяться над тем, что мы делали раньше. Главное, что в тот момент мы получали удовольствие, считали, что это круто и здорово и что мы будем делать так всю жизнь. Но время идёт, мы меняемся, и эти изменения очень просто отследить по тому, что мы делаем.

ОЧ: Вы в 90-е формировали сознание молодого поколения. Какими были ваши 90-е?

АЛ: Думаю, они не сильно отличались от 90-х большинства моих сверстников. Было весело и интересно, было много открытий, как личных, так и общественных. Много новой музыки, новых людей, которые пытались выражать свои мысли совершенно новым языком. Художники и музыканты, которые предлагают нам свои произведения сейчас, сформировались как раз в то время и продолжают влиять на нас до сих пор.

ОЧ: Вы поэт или музыкант?

АЛ: Мне повезло: я могу свои стихотворения класть на музыку. Могу не делать этого и издавать их в печатном виде.

ОЧ: Ваш поэтический сборник стал литературным феноменом: он возглавил топы продаваемых книг, многие критики и читатели называли вас выдающимся поэтом современности, проводили параллели с Бродским, с Маяковским, с Евтушенко. И это ваша первая работа под собственным именем. Почему пиетет?

АЛ: Потому что это я и есть на самом деле. Всё, о чём там написано, происходит со мной на самом деле.

ОЧ: В социальном смысле вы успешный человек: длинный творческий путь, много наград, что бывает редко, особенно у музыкантов андеграундных, не вписывающихся в представления об отечественной «эстраде». Почему же у вас такие грустные стихи?

АЛ: Я бы не сказал, что всё грустно. Наоборот, я оцениваю их как жизнеутверждающие, потому что мне кажется, что так всё и обстоит на самом деле. В обыденной жизни мы стараемся не придавать многому большого значения, потому что так проще жить. Мы можем думать об этом, только находясь наедине с собой. Возможно, когда человек находится в таком задумчивом состоянии, он откроет мою книжицу и кое-что оттуда прочитает.

ОЧ: Ваши стихи в рамках специального проекта читали известные люди. Как вы их выбирали?

АЛ: Я, к сожалению, с немногими из них знаком. Мой выбор основывался просто на личной симпатии к тому, что они делают. Мне кажется, они в хорошем смысле слова неуверенные в себе люди. Под неуверенностью я понимаю поиск, мысль о том, что всегда можно сделать что-то лучше. И для этого ты не перестаёшь учиться — прежде всего, у людей, которые тебя окружают. Ищешь этих людей, испытываешь влияние, работаешь, делаешь совершенно новые вещи.

ОЧ: Мне кажется, вы тоже продолжаете поиск. В таком случае важны ли вам награды? Ведь вы получили огромное количество зависимых и независимых ни от кого премий.

АЛ: Наверное, да, в какой-то мере это льстит самолюбию. Но мне более важно мнение близких людей, которые бы сказали: «Да, это здорово», «Это намного лучше того, что ты делал раньше». Для меня это значит куда больше, нежели награды. А когда мне что-то вручают, я не сильно удивляюсь. Удивление было только один раз — давно-давно, когда мне вручили премию «Триумф»: зазвонил домашний телефон, и трубка голосом Вознесенского произнесла речь. Я совсем не понял, что происходит, это было забавно.

ОЧ: Вам вручили независимую премию «Золотая Горгулья» с формулировкой «Легенда». Крутая формулировка.

АЛ: Надо же что-то придумать, чтобы вручить. В следующий раз, может быть, будет «Миф» или что-то такое.

ОЧ: У вас дома есть полка, где всё это стоит?

АЛ: Нет, всё это стоит у моего директора. Когда нам вручили «Горгулью», он её поставил дома на пианино и сказал: «Надо идти за второй! Хочу такую же симметрично поставить».

ОЧ: Сколько длятся ваши отношения с директором? Это же очень тонкая материя: художник и администратор.

АЛ: Да, это тонкий и серьёзный момент. К сожалению, многие молодые и начинающие исполнители не понимают этого и не ищут людей, которые бы до конца вкладывались в продвижение того, что они делают, поэтому так и не добиваются многого — остаются в тени, теряют веру в то, что делают, думая, что их продукт не может заинтересовать слушателей или зрителей.

ОЧ: А на самом деле просто неправильный директор был рядом?

АЛ: Да, в большинстве случаев так и происходит. Многие талантливые люди остаются непризнанными исключительно из-за менеджмента. Но мне повезло: все, кто мной занимался, всегда были на своём месте и очень искренне со мной работали.

ОЧ: Ваш альбом «Андрей» — это, по большому счёту, стихи и декламация под красивую музыку. А можно ли совсем убрать музыку и оставить одни стихи?

АЛ: Можно, но будет совсем по-другому. В моём случае музыка важна, она расставляет правильные акценты для слов, и если читать стихи без неё, то будет совершенно по-другому.

ОЧ: В одном из ваших первых интервью, которое удалось найти в сети, вы говорили, что одна из ваших творческих целей — шокировать и эпатировать. А какова ваша цель сейчас?

АЛ: В настоящий момент я больше всего думаю о том, какой должна быть следующая пластинка. Есть много интересных идей. Наш музыкальный состав несколько расширился, и хотелось бы максимально привлечь людей, которые к нам присоединились, к созданию новой пластинки, чтобы как можно дальше уйти от привычного положения вещей.

ОЧ: Вечный поиск.

АЛ: Это же здорово.

ОЧ: Соотносите ли вы себя с системой шоу-бизнеса, в которой есть кассы, тиражи, альбомы и так далее? Или вы отрицаете популярную эстраду?

АЛ: Нет. Если мне платят деньги за то, что я делаю, и мы даём кассовые концерты, значит, я нахожусь в этой системе. Какая она — это уже отдельный разговор, но да, я являюсь её частью.

ОЧ: Должен ли поэт, музыкант, творческий человек сиюминутно реагировать на происходящее в стране и мире? Или нужно петь, говорить и писать про то, что у тебя в душе, и не заниматься анализом действительности и острых социальных проблем?

АЛ: Чтобы остро и точно реагировать на то, что происходит вокруг, надо быть Маяковским. Его реакция на события, происходившие так давно в нашей стране, осталась зафиксированной и до сих пор имеет высокую художественную ценность.

Другое дело, что информационное поле, в котором ты находишься, события, которые происходят в мире, даже если ты не смотришь телевизор и не слушаешь радио, всё равно до тебя доходят и имеют свойство проникать в то, что ты делаешь. Даже если ты не хочешь отзываться на какую-то тему, у тебя это поневоле получается. Анализируя отдельное стихотворение, ты видишь, что это реальное социальное стихотворение в закамуфлированном художественном виде, и первый толчок для него, может быть, дала как раз новость.

ОЧ: Что из последнего срезонировало в вас?

АЛ: Я постфактум понял, что один трек на пластинке «Андрей», который называется «Сажа», был реакцией на события в соседнем государстве. Когда я писал эти слова, я не понимал, о чём это и для чего. Оказалось, что об этом.

ОЧ: Вы счастливый человек?

АЛ: Наверное, нельзя быть счастливым постоянно. Но бывают моменты, когда я осознаю: вот! это настоящее счастье. Это здорово.

ОЧ: Что это за моменты? Когда аплодируют в зале или что-то гораздо более интимное?

АЛ: Нет, это скорее связано с моей семьёй.

ОЧ: Простое человеческое?

АЛ: Да. Зачем усложнять (улыбается).