Василий Лановой: «Потребительство — это неинтеллигентно»

Василий Лановой, знаменитый советский и российский актёр — Анатоль Курагин в «Войне и мире», Алексей Вронский в «Анне Карениной», Иван Варавва в «Офицерах» — воплощение мужской стати и красоты. А ещё, несмотря на то что часто играл «хахалей и гадов» (по его же словам!), Василий Семёнович — образец достоинства и интеллигентности. На встрече со зрителями в рамках театрального клуба «Антракт» он рассказал о своей долгой жизни в искусстве (60 лет в театре Вахтангова), о том, как отказывал Сергею Бондарчуку, и о любимой роли в кино.

Ольга Чебыкина: Василий Семёнович, вы видите жителей самого счастливого города, потому что после спектакля зрители имеют прекрасную возможность встретиться с вами. Это благодаря организаторам гастролей…

Василий Лановой: И благодаря Кириллу Игоревичу, директору нашего театра (Кирилл Крок — директор театра им. Вахтангова, где служит Василий Лановой — прим. ред.). Можно я про один его подвиг расскажу? Значит, министерство приказало всем театрам вернуться к советской привычке на месяц уезжать с гастролями в другие города. Я однажды прихожу в театр, и мне говорят: «Гастроли у вас с Князевым» (Евгений Князев, актёр театра им. Вахтангова, занят вместе с Василием Лановым в спектакле «Посвящение Еве» — прим. ред.). Я говорю: «А! С удовольствием. Я его люблю. Куда?» — «Южно-Сахалинск». Я говорю: «Ну, директор… Он в Москве?» — «Нет, он срочно куда-то уехал». Вот такой подвиг. Кирилл Игоревич, я люблю вас.

Так мы с Князевым сыграли два спектакля «Посвящение Еве» на Сахалине. Врачи мне потом сказали: «Вы с ума сошли? Вам больше трёх часов нельзя летать». — «Почему?» — «Потому что уже вам 83 года. Это надо опускать». Я говорю: «Хорошо, я буду что-нибудь опускать, но не это».

ОЧ: «Посвящение Еве» вы сыграли и в Екатеринбурге. Скажите, пожалуйста, это же не пошло — жить с одним человеком много-много лет? Ведь это же хорошо — найти любовь и не испугаться её?

ВЛ: Я думаю, что это продиктовано природой. Именно поэтому спектакль называется «Посвящение Еве», а не тем дурацким названием, которое было до этого — «Четырнадцать вариантов», какая-то глупость музыкальная. В этом спектакле два мужика рассказывают об одной женщине удивительные вещи. Очень по-разному, но это и замечательно.

Я прожил долгую жизнь, мне 83 с половиной года, и я тоже могу рассказывать о некоторых женщинах удивительные истории. Одна из них — Галина Сергеевна Уланова. Вторая — Майя Плисецкая. Не потому что они обе были балеринами, а потому что всё, что делается творческими женщинами, замечательно восполняет сухость, которая иногда превалирует на сцене.

Расскажу историю про Галину Сергеевну. Она часто бывала у нас в театральной студии при ЗИЛе. Приходила и смотрела, наблюдала. Как-то, когда мы делали разминку, сказала: «Вот у этого длинного мальчика потрясающий батман, его в балет надо!» Сергей Львович, мой первый учитель, из самодеятельности, ответил: «Не надо его в балет!» — «Почему? У него…» — «Не надо». — «Ну, не надо так не надо».

Кстати, когда я окончил семь классов, к нам в школу приходили военные и спрашивали: «Лётчиком кто хочет стать?» Я поднял руку и записался в эту школу после седьмого класса. Когда мой Сергей Львович узнал, что я записался, он ехидно хихикнул и ничего не сказал. А потом я получил ответ: «Вы в школу не зачислены, вам отказано». Позже мне сказали, что Сергей Львович поехал в эту школу и генералу, который там всем руководил, сказал: «Я вас очень прошу: зарежьте этого мальчика на поступлении. Каким лётчиком он будет, ещё неизвестно; у него здоровье не очень большое. А вот актёр может выйти весьма приличный» И тот меня вычеркнул. Я когда об этом узнал, кинулся к Сергею Львовичу: «Правда так было?» Он ответил: «Я бы ещё десять раз так сделал, если бы ты куда-нибудь ещё пытался поступить».

ОЧ: Сергей Львович, если не обманывает пресса, иногда был строг и даже отругал вас после вашего первого фильма «Аттестат зрелости». Сказал, что вы болван и стали зазнаваться.

ВЛ: Он хуже сказал. Он сказал: «Ну и дурак же ты, Васька!» — «Почему это я дурак?» — «Потому что, Вася, я ожидал от тебя большего ана-ли-за. А это чего? Это же индюк! Знаешь, ты лучше иди в университет, а не в театральный. У тебя золотая медаль в школе, иди в университет. Надо мозгов добирать». И я поступил в МГУ на факультет журналистики. Правда, журналистом так и не стал (улыбается).

…Да, история про Галину Сергеевну Уланову. Я уже заканчивал десятый класс, и однажды Сергей Львович сказал: «Вася, сегодня Галина Сергеевна танцует «Ромео и Джульетту». У меня есть билеты, пойдём. Это тебе за твою золотую медаль в школе». Балет был гениальный. Я в Большом театре ничего лучше этого не видел. Это было уникально. И в этот вечер после балета Сергей Львович сказал: «Поехали к ней домой, она приглашает». Идём на Котельническую набережную. Высотный дом, восьмой этаж, квартира. Открыла дверь какая-то женщина в тёплом платке. Мы прошли, и я начал искать Уланову. Зашёл одну комнату, а там Завадский сидит, Берсенев — актёры гениальные. А Галины Сергеевны всё нет. А потом в комнату вошла та тётенька в платке, и оказалось, что это была она! Говорит: «А я тебя ищу, Вася. Вот я купила ботинки белые и решила подарить их тебе». Жили мы тогда невероятно бедно, и я два года ходил в этих ботинках в белом цвете, а потом перекрасил в чёрное и носил дальше.

А когда Галине Сергеевне исполнилось семьдесят лет, она попросила меня и Иришу провесли первое отделение концерта в её честь. Она сидела одна в ложе, и мы работали на Галину Сергеевну. В конце первого отделения мы с Иришей подарили ей цветы и уже уходили, как вдруг я услышал: «Вася, Вася! Иди сюда!» Я вернулся к ложе: «Да?» — «Когда ботинки вернёте?» И мы оба начали хохотать навзрыд.

Вопрос из зала: Василий Семёнович, вы мужчина очень видный, невероятно талантливый… Это вам помогает в жизни?

ВЛ: Что именно?

Ваша невероятная сексуальность.

ВЛ: Сексуальность?!.. (смеётся)

Это меня Боженька наградил. Я ему благодарен. Это определило моё актёрское амплуа. Поэтому я в театре сыграл Цезаря в «Антонии и Клеопатре», Калафа в «Принцессе Турандот», Дон Жуана… Чувствуете, одни хахали любовные? Вронский, гад этот, Анатоль Курагин — чем он занимался, куда он Наташу хотел утащить? Не я виноват. Это природа.

А в жизни вы такой же?

ВЛ: Так я вам всё и сказал!

ОЧ: Кстати, раз зашла речь о Курагине. Есть же удивительная история про то, как вы отказали Бондарчуку, когда он предложил вам роль в «Войне и мире»…

ВЛ: А Бондарчук ещё и был моим хорошим другом. Мы с ним два хохла, на Украине снимали некоторые картины в те времена и потом просто были дружны. В двух словах: «Война и мир», звонит Сергей Фёдорович, говорит: «Вася, я хочу, чтобы ты попробовался на Анатоля Курагина». Я говорю: «Ну, наверное, я подхожу. Но, Серёжа, давай я и на князя Андрея попробуюсь». Он говорит: «Хорошо, давай. Но сначала на Анатоля». Проходит время, и он мне говорит: «Вася, Фурцева сказала, чтобы на князя Андрея был только Слава Тихонов». А я уже был утверждён на Анатоля. Я говорю: «Тогда передай Фурцевой, что Лановой отказался от Анатоля из-за того, что пробы на Андрея не разрешили». И всё. В роли Курагина начал сниматься один ленинградский актёр из БДТ. Он уже пожилой был для Анатоля, я это видел, и совести моей не очень хорошо было перед Сергеем Фёдоровичем.

А ещё для меня в «Войне и мире» лучшая сцена для Анатоля Курагина по материалу Льва Николаевича — это когда ему после Бородино отрезают ногу. Но в сценарии Бондарчука этой сцены не было.

И вот прошло полгода. У нас в театре идёт спектакль на Ленинскую премию, Ленинский комитет пришёл смотреть. Я читал Маяковского, достаточно большой монолог — и вдруг чувствую: кто-то меня за штаны дёргает. Смотрю — а это Бондарчук. Говорю: «Зайдёшь потом». Антракт. Заходит: «Вася, надо заниматься в Анатоле. Тот не годится. Я уже много сцен снял, буду выбрасывать». Говорю: «При одном условии». — «Гад. Какое условие?» — «Верни сцену, когда Анатоля лишают ноги». Мне была важна эта сцена, когда это происходит с ним — эгоистом, любовником, хамом, нахалом, а рядом лежит раненый князь Андрей, и Анатоль натыкается на его глаза и плачет. Плачет и просит извинений — глазами только, без слов. Так Толстой пригвоздил этого эгоиста и заставил его просить прощения за то хамство, которое он допустил. Для меня это самое главное в той роли. И это получилось.

Вопрос из зала: Василий Семёнович, вы рассказываете о своём прошлом. А есть ли какие-то планы на будущее, какие-то ещё желания и цели? Кого бы хотелось сыграть?

ВЛ: Мне предлагали какие-то роли, но мне это было неинтересно. Я и директора, и Римаса огорчал (Римас Туминас, художественный руководитель театра им. Вахтангова — прим. ред.). Говорил: «Римас, неинтересно. Другой актёр сделает. У меня другое амплуа». А он мне: «Для таких старых романтиков, как ты, не писали сволочи-драматурги пьесы. Не писали». Я говорю: «Почему? Например, «Перед заходом солнца» Гауптмана — замечательная пьеса, очень сложная». И вот уже два года мы решаем, будет эта пьеса или не будет. Потому что Римас загружен, а я не со всяким режиссёром соглашусь работать. Я уже пенсионер! Я имею право не соглашаться.

Но играю я с удовольствием. «Посвящение Еве», «Последние луны», «Пристань», где я читаю Пушкина.

ОЧ: Я, с вашего позволения, озвучу дату: вы уже 60 лет как вахтанговец. Верность театру можно сравнить с верностью любви или дружбе? В ваших отношениях с театром ведь разные времена были.

ВЛ: Вахтанговский театр — особый. Он семейный. Понимаете, есть фабрики по производству спектаклей, а есть театры, которые от всех отличаются, имеют своё лицо. Ни одна сплетня из нашего театра не вышла, потому что мы всё решали сами внутри. Многие актёры бегали из театра в театр, а мне не надо было бегать, потому что я попал в свою семью. И я играл такие роли, что хо-хо-хо! Зачем мне бегать? А какие актёры одновременно играли: Гриценко, Плотников, Астангов, Лукьянов, Абрикосов, Мансурова, Алексеева. Невероятные фамилии! И почти все были моими педагогами.

ОЧ: Но наверняка ведь вас переманивали.

ВЛ: Завадский очень хотел, это точно. И Олег Ефремов. Но я сказал: «Не, ребята, идите нафиг». Вахтанговский театр для меня как дом. Я всегда говорю киношникам: «Извините, ребята, мой дом — это театр, а вы, киношники, — это любовница. Сладкая, но любовница, не больше».

Вопрос из зала: Современный драматический театр очень изменился по сравнению с тем, что было раньше. Что вы в нём приемлете, а что вам категорически не нравится?

ВЛ: Театр не может не меняться вместе со временем. Нынешнее время хочешь — не хочешь, а начинаешь сравнивать с советским. И нужно их сравнивать.

Когда потребительство становится главным, когда отдельные индивидуальности, зарабатывают, воруя гигантские деньги, а остальные живут на гроши, это беспардонно. Это неинтеллигентно.

И с театром то же самое. Та же самая причина — потребительство. Актёры бегают из театра в театр, потому что тут мало платят, может, там они будут больше получать. Актёры без конца в полупустых концертах… А я помню, какие были эстрадные концерты, когда в них участвовали Уланова, Плисецкая, из театра Моссовета, из МХАТа — великие, легенды.

Вопрос из зала: Ваша любимая роль в кино?

ВЛ: Эпизод на пляже в фильме «Полосатый рейс»!